дед

Он родился в немецкой колонии (названия которой я не помню) на территории Украины.

В Голодомор вся его семья буквально встала и едва не пешком ушла в Грузию, справедливо решив, что, если у власти грузин, в Грузии голода быть не может.

В Грузии он заболел виноделием. Зарабатывал столярным ремеслом. Знаю, что делал двери в доме Сталина, в Гори.

Ближе ко Второй мировой был отправлен в Иран на какие-то работы, оттуда – на юг Киргизии, в Хайдаркан. На второе по величине в мире месторождение киновари, куда в 1941 году из украинской Никитовки эвакуировали ртутный комбинат.

В Хайдаркане ему предстояло начинать новую жизнь. Там он познакомился с моей бабулей – Эльзой Анзельм. Женился. Родил мою маму и двоих её братьев.

Построил дом, строил мебель, учил столярному мастерству молодых киргизов, делал вино.

В марте 1974-го он стал дедом.

Я была его первой внучкой. И лишь совсем недавно осознала, что он стал дедом в 60 лет. И очень удивилась.

Он всегда выглядел моложе. Помню, когда навещал меня, ученицу 9 класса, в Фергане в больнице, мне кричали: «Юля, спустись, к тебе папа пришел!» И на одноклассниках мне нет-нет да напишет кто-нибудь: «Не ваш отец работал в ремстройцехе? Я учился у него. Столярному мастерству и в шахматы играть».

Дед был страстный шахматист. Даже я в детстве с ним играла (теперь помню только, как называются фигуры и как они ходят).

Дед был столяром от Бога. При том, что не имел толкового профессионального образования. Для нашей большой семьи он собственноручно изготавливал практически всю мебель. В том числе и для моих игрушек. У кукол, к примеру, был большой деревянный шкаф, почти белый, выкрашенный в чёрные полосы на манер шале. И шикарные фанерные кровати – ярко-красная и ярко-жёлтая – с фигурными спинками, еще и расписанные узорами золотой и серебряной краской.

В школьные годы, когда наши с братом одноклассники делали домашку за столами темного или светлого дерева, у нас был целый гарнитур – красно-белый ученический стол, книжные полки, двухэтажная кровать. Ещё был стул для пианино, для сиденья которого дед очень долго искал массив. Нашел такой, на срезе которого как-будто лежало перо жар-птицы.

Он не воевал. Не совершил подвига. Делал вино.

Садился удобно. У окна, чтобы было много света. Перебирал чёрный виноград. Отбирал по ягодке. Ставил в небольшой бутыли. Вина получалось немного, но такого – от одного глотка из-под ног уходила земля.

Он много чего построил.

Он ничего не боялся. Помню, как прямо с крыши дома вставал на лестницу, отталкивался ногой и перелетал на крышу летней кухни. Или вишню собирал – вставая на верхние ступеньки стремянки (высоченной, добротной, им же самим и сделанной) и раскачивая ее корпусом, прямо на ней передвигался вокруг дерева, словно уличный артист на ходулях. Смотреть было страшно. Не верилось, что обычный человек способен на такое. А он был обычный человек.

Высокий. Красивый. Ворчливый.

С детства говорил по-немецки. В школе учился на Hoch Deutsch. В Грузии выучил грузинский. Русский не был для него родным. Он коверкал слова, а мы хохотали... И до сих пор невозможно без улыбки вспоминать, как разговаривал наш дед.

Вольдемар Беккер. Сегодня ему исполнилось бы 100.